Велопокатушки

Рассказ от Маши
“Вниз по течению — это хорошо, заключила умная Чернова, когда я предложила ей ехать в лыжный поход по реке, значит поедем все время под горку”. На всякий случай я решила не уточнять, что последние три километра придется подниматься вверх по Сестре против течения, чтобы не сбить боевого настроя. После непродолжительных сомнений и взвешиваний моя школьная подруга подписалась на это мероприятие, соблазнившись также и обещанной после похода баней. Вместе с мужем Петей они приехали к нам на дачу накануне, чтобы как следует выспаться перед ответственным мероприятием.
Мы с Черновой встали пораньше приходя в себя после вчерашнего празднования успешного прибытия, собрали шмотки, благо они еще не успели сильно растеряться по всей даче, крыльцу и окрестным сугробам и поспешили на 11-часовой автобус, который нас должен был довезти из Дружбы до Юдинского моста.
В подошедшем автобусе сидели наши дубненские соратники, их было трое. “Ну и где все? много человек? Я думала, что вас будет полный автобус”, — поздоровалась я с Сашкой, выходя наружу через три километра. “А твои где? ты обещала 5 человек, — ответил он широко улыбаясь. И я почувствовала что мой рот тоже неудержимо разъезжается до ушей:: я была так рада снова встретить старого боевого друга и надежного товарища!
Вся экспедиция спустилась с моста на засыпанный снегом лед реки, стали возиться, пристегивая лыжи и знакомиться. Обоих Сашкиных друзей — звали Николаями, а в процессе пути Чернова дала им эпитеты первый и второй по их местоположению в колонне. Никакой лыжни перед нами не оказалось, мы двинулись по мелкой целине с редкими петлями следа от спустившегося с откоса снегохода. Временами лыжня становилась совсем мокрой и начинался подлип. Чернова, почему-то взявшая лыжи с насечкой страдала от него больше всех и часто останавливалась чтобы отскрестись. Николай первый оказался спортсменом-разрядником и летел коньком, почти не касаясь льда, а потом возвращался за нами назад, откуда-то из-за горизонта. За ним шел Николай второй прокладывая лыжню всем остальным, потом Сашка, с некоторым отрывом я, и Чернова, которая тащилась последней. В конце идти было хуже всего: чем больше народу проходило по лыжне, тем мокрее она становилась. Прошедшие снегоходы только портили общее состояние, снег с водой был вымешан в желтоватую кашу, а то, что уже засохло и смерзлось в неровные колдобины было пригодно только для того, чтобы на ходу, как на терке отдирать на этом прилипший к лыжам снег.
Я шла узнавая и не узнавая знакомые места. Сколько раз мы проезжали Дубну на лодке, проходили на лыжах, ехали то левым, то правым берегом на велосипедах, и в каждое путешествие река виделась по-разному. Вот место с большим подводным камнем, который никогда не найдешь если искать его специально, а стоит зазеваться, то обязательно налетишь на него днищем лодки во время сплава или животом во время купания. Вот на стремнине маленький горбатый песчаный остров, зараставший летом тростником. Вот берег, где мы весной, бросив лодку бежали со спинингом через крапиву и поваленные бобрами деревья, потому что заметили в воде щуку. Домики выходящие окнами на воду, старые и недавно построенные, купальни, заснеженные мостки, огромный длинный вяз на правом берегу. Солнца не было в молочном небе, только легкая еле заметная снежная пыль висела в воздухе.
Вдруг попалась прорубь, окруженная множеством собачьих следов с торчащими из воды кабаньими ребрами и шерстью вокруг, вызвавшая живейшее обсуждение всей компании.
У Кутачей (тут немедленно была рассказана и приукрашена чтобы смешнее было история про летнее купание на мели) обнаружились две полыньи как раз слева и справа по ходу движения. Одна маленькая и круглая, вода в ней шевелилась, как будто кипела, а другая вытянутая, темная. Мы их обошли подальше, сделав крюк, поднявшись на остров.
Идти по воде становилось все труднее, и я предложила чтобы хоть как-то помочь делу сбрызнуть лыжню коньяком, придумав по случаю подходящий обряд. Должна же дорога, как равноправный партнер и соперник в путешествии получить свою долю. Мы достали фляжки и мандарины, чуть-чуть покапали на снег коньяком, все немножко выпили и посчитали, как будто дальше действительно стало идти легче и суше. Вот показалась на горизонте Стариковская церковь, у берегов сидели деревенские рыбаки, лыжня была растоптана галошами в слякоть, мы увидели знакомый мост и Сашка направился к скамейкам с правой стороны, где мы обычно устраивали зимний перекус. Достали и стали выкладывать на пустой лыжный чехол термоса, бутерброды, фрукты, пять сортов коньяка и шоколада по количеству участников.

Коньяк шел все легче, настроение повышалось. Уже хотелось выразить свою любовь ко всему человечеству, особенно той его части что на лыжах.
— Слуште, у меня тост, — сказала я, жестикулируя чудесным образом опять наполнившейся крышкой от термоса. — Вернее не тост, а песня. То есть сначала песня, а потом мы за это выпьем. Только она на французском, Черныш, ты переведешь для всех, побудешь синхронистом? Это очень лыжная песня. И очень грустная. Эта романтическая песня про двух влюбленных, лыжников-велосипедистов, красавца и красавицу, которые шли навстречу друг другу он из Морозок в Поварово, она из Калистова во Фрязино. Они шли целый день и вечер, пока не поняли, что не встретятся никогда. И их заметал снег, холодный и равнодушный снег.
Сначала поет она (типо уже доплелась до станции, а его нет).

Я выдержала паузу и немного смущаясь поначалу начала проникновенным голосом (по крайней мере мне так казалось), а Черныш гнусавым голосом, как и положено синхронному переводчику стала импровизировать:

Tombe la neige. Падает снег
Tu ne viendras pas ce soir Я так и знала: он меня кинул
Tombe la neige. Падает снег
Et mon coeur s’habille de noir. И я в шоке

Ce soyeux cortege, Я опоздала на электричку
Tout en larmes blanches. и кажется отморозила пальцы
L’oiseau sur la branche все мужики — козлы.
Pleure le sortilege. Скорей бы домой в ванну

(про себя я успела восхититься, как ловко Чернова “Кортеж” трактовала как “Электричку”, “птица на ветке” превратилась в “козлов” и как близко к тексту идет перевод).

“Сань, подержи коньяк” — я передала свою чашку, которая уже давно начала расплескиваться.
“Tu ne viendras pas ce soir”, — я вошла в образ и размахивала руками как мельница
Me crie mon desespoir
Mais tombe la neige,
Impassible manege.

— Вот отстой... Просто засада... Падает снег... Полный капец! — бубнила синхронист Чернова. Я ревниво заметила, что ее перевод вызывает значительно больший интерес, чем мое исполнение.

— А теперь мужская партия. Он тем временем кукует на станции в Поварово и поет:

Tombe la neige. Падает снег
Tu ne viendras pas ce soir. Эта дурища меня кинула
Tombe la neige. Падает снег
Tout est blanc de desespoir. Я просто лузер!

Triste certitude, Собачий холод!
Le froid et l’absence, Чтобы я еще раз с ней связался!
Cet odieux silence, Все магазины закрыты!
Blanche solitude. Хочется просто нажраться!

Я набрала побольше воздуху и выводила

“Tu ne viendras pas ce soir”,
Me crie mon desespoir
Mais tombe la neige,
Impassible manege. стараясь передать в песне все то отчаяние усталого, замерзшего одинокого лыжника на станции, которое и не снилось Сальватору Адамо с его жалкой любовной драмой.

Я махнула, чтобы все подпевали, и компания вразнобой подхватила припев. Ла-ла ла ла ла ла — орала я как можно более низким голосом с хрипом, изображая рычание диких пристанционных зверей, ла ла ла ла ла — срывался Черновский дискант, Ла ла — глухо подпевал Сашка и все остальные концессионеры вопили каждый на свой лад. На нас с интересом оглядывались, отрываясь от лунок окрестные рыбаки, песня обретала разухабистый совершенно не романтический характер, и после такого позитивного припева можно было уже пускаться вприсядку.

— И вот, за что теперь необходимо выпить — продолжала я без перерыва, — за взаимопонимание, Договорились в Поварово — значит в Поварово! и рубила руками воздух на каждом знаке препинания -В Морозках — значит в Морозках! На 7.58 — значит на 7.58 в пятом вагоне. И никаких отмен и опозданий! и тогда это значит — соратники и единомышленники!!! тут все потянулись чокаться и я осознала, что сказала вовсе не то, что собиралась, меня просто унесло в какую-то другую степь, хотела же что-то трогательное про надежность и дружбу, но все перепуталось как обычно.

На этом ноги уже начали изрядно подмерзать, мы потихоньку собрались и двинулись дальше, не забыв полить на лыжню черновский Курвуазье для лучшего скольжения а также чтобы задобрить обстоятельства.
Чернова, собиравшаяся свалить после моста домой и маниакально отстегивавшая замерзшие крепления в начале перекуса, уже забыла эту идею, и бодро жужжала своими насечками по заскорузлому льду.
Несмотря на наши коньячные подношения, дорога только ухудшилась. Часто стали попадаться совсем мокрые места, мы старались пробежать их побыстрее не замочив ботинок, лыжи вязли в воде и чтобы их выдернуть приходилось изображать известный по урокам физкультуры “бег высоко поднимая колени”. Все разобрались по реке и каждый из концессионеров выбирал свой собственный путь: Николай первый по прежнему легко несся посреди реки, Коля второй шел оставляя мокрый след по целине, Сашка — по буранным следам, а я прижалась к краю, стараясь идти по возможности по берегу в пушистом снегу где не было воды, а Чернова с некоторым отрывом тащилась за мной. Желтоватые ледяные длинные проплешины, которых избегали вначале, оказались вполне крепкими и отличными для передвижения плоскостями: лыжи хорошо катились по ним, стоило только толкнуться палками.
После деревни Филиппово тонкий прибрежный лед подо мной провалился и я внезапно рухнула на бок в воду, промочив обе брючины. Поскорее перекатившись на более твердое место, где можно было бы встать на ноги я обнаружила, что странным образом ботинки остались сухими, зато все что выше промокло до линии бикини потому что натекло со штанов, пока я валялась вверх ногами. Отстой!!! Одно утешало что нам оставалось до конца пути идти уже обозримое расстояние.
— Я не знал, что зимой надо брать с собой запасные штаны! — сетовал Сашка, у которого обычно находился любой инвентарь на все непредвиденные случаи походной жизни.
— Может снять и отжать? — проявляла участие Чернова.
— Да ладно, прорвемся как-нибудь, — неуверенно успокаивала я товарищей, вживаясь в свое новое подлое мокрое состояние. И мы выпили за спасение утопающих, потому как больше мне помочь было совершенно нечем. И это оказалось правильным — штаны уже через короткое время прогрелись и холод вообще не ощущался.
Мы вышли к Устью-Стрелке, живописной деревне на левой стороне у впадения реки Сестры. Это в любое время года красивое место с причалами и спусками к воде у каждого домика, перевернутыми лодками, маленьким круглым островом с раскидистой ивой посередине, ровным как стол полем на противоположной стороне и речными просторами: от нас прямо на север широким коридором уходила Дубна, влево за остров белая десятиполосная дорога Сестры, а за нами остался наш пройденный за сегодня мокрый путь. Два дня назад здесь проходил Сашка и запаниковал, что поход сорвется — воды было по щиколотку. Теперь же этот последний участок был самый благополучный из всего путешествия: крепкий надежный лед, плотно покрытый снегом, снегоходы только укатали и ничуть не испортили трассу, можно было идти рядом, шеренгой, коньком, как угодно, и все было бы хорошо, если бы не сказывалась усталость. Сашка объявил, что до автобуса осталось полчаса и три километра и у нас есть все шансы на него успеть. Дубненцы хотя были почти дома, но всё так и ехали с нами, видимо чтобы посмотреть цирковой номер: погоня в лыжах за автобусом.
Осталcя позади высокий обрывистый берег с сосновым бором, родником и большим старым дубом, лужок и купальня для дачников, залив у дома рыбака и пристань, где мы в мае собирали нашу лодку. Оба Коли скрылись за поворотом, а надежный друг Сашка плелся рядом с нами в качестве моральной поддержки. Когда мы наконец достигли переезда, Николай первый показывал растопыренную пятерню — до автобуса оставалось пять минут. Но мы-то были уже на остановке! Тут оказалось, что Черновские лыжи примерзли намертво, их пришлось снять вместе с ботинками. Я стала командовать как ребята должны будут заносить босую Чернову в автобус, когда тот подойдет и закидывать вслед ее вещи, но меня никто не слушал, все были заняты своими делами: каждый из Николаев пытался все-таки отстегнуть лыжи: один поливал на левое крепление горячим чаем, другой откурочивал и выкручивал правую, Чернова стояла в носках на своем маленьком рюкзачке, простирая к ним обоим руки, а Сашка фотографировал. Я махнула на них рукой и достала остатки коньяка. Времени оставалось еще пара минут, как раз еще раз выпили за успешное окончание похода, крепления наконец-то отщелкнулись, появился автобус, Чернова одела ботинки и мы едва успели распрощаться с нашими товарищами и добежать до дверей. Через полчаса мы уже выгружались у себя в Дружбе, разомлевшие в тепле и сырости салона.

Песню в оригинале можно послушать здесь: http://www.youtube.com/watch?v=xqum6sS8TpU